Автор: EnnisiKeiel
Соавтор,бета: нет
Дисклеймер: Персонажи принадлежат Son Jae Ho и Lee Gwang Su
Фэндом: манхва «Noblesse»
Размещение: где угодно, но только с этой шапкой
Статус: закончен
Персонажи: Франкенштейн и другие.
От автора: Зарисовка о Франкенштейне. Автор стихотворения – wolfox. И да, я помню, что во времена юности Франкенштейна слово «ноблесс»относилось только к Рею! Но как-то же их надо было называть.
«что ты ищешь, отшельник, среди этих старых камней и песков?
здесь жестокое солнце сжигает и кожу, и нервы дотла,
здесь не ходят верблюды, источник почти пересох,
и в пещере твоей ни кровати, ни книг, ни стола.»
«что ты ищешь, отшельник, среди этих старых камней и песков?
здесь жестокое солнце сжигает и кожу, и нервы дотла,
здесь не ходят верблюды, источник почти пересох,
и в пещере твоей ни кровати, ни книг, ни стола.»
– Сюда, сюда, знатный господин…
Шёпот раздражал. Занесло же их в эту дыру! И угораздило же повариху заболеть именно здесь и сейчас. Ну что мог сделать местный лекарь? Ничего. Странно, что вообще в этой деревне кто-то был.
Скрипнула под рукой, открываясь, дверь.
– …и никаких тяжестей не поднимать. Вообще. Дрова, воду, продукты носить – мужчинам. Мясо рубить – тоже им. Никаких, слышите? Мёртвых оживлять я не умею. Впрочем, вы можете остаться здесь, и побыть у меня до полного выздоровления.
Кажется, местный лекарь неплохо разбирался в своём ремесле. Даже очень неплохо.
…надо полагать, сказывалось столичное образование.
Он был высок и красив. Светлые золотистые волосы крупными кольцами спускались ниже плеч, ярко-голубые глаза смотрели внимательно и ясно.
– Вы, я так полагаю, и есть господин Александр? Знаете, моей пациентке нужен покой и минимум физических нагрузок. Если бы она могла остаться здесь… или бы вы задержались…
– Боюсь, это невозможно, – голос звучит хрипло и невыразительно. – Но я прикажу обеспечить ей необходимый уход в соответствии с рекомендациями... но, возможно, вы…э-э…
– Франкешнштейн.
– Вы, Франкенштейн, могли бы отправиться с нами. Я положу Вам достойное жалование, а в столице у Вас будет больше возможностей, чем в… этих местах.
– Благодарю, но – нет. – Ответ звучит твёрдо и уверенно.
– Вы ещё можете передумать, мы покидаем вашу деревню завтра перед полуднем…
Разумеется, он не передумал. Но что мог такой блестящий ум делать в такой дыре? Что он здесь забыл? Ведь это имя было широко известно в кругу образованных людей, и его обладатель ничем себя не запятнал.
ты не знаешь, юнец, ничего, а еще говоришь –
о песках, что скрывают десятки и сотни пород,
о песках, под которыми спят города и цари,
мир рожден был - водой, но пустыней однажды умрет.
– Амика, принеси-ка мне воды из колодца. Надо будет кровоостанавливающего наделать, опять наши горе-охотнички собрались в угодья благородных влезть.
– Разумеется, господин, – кивнула остроглазая Амика, внучка старосты, и немедля выскочила за дверь. Звякнула ручка ведра.
Франкенштейн усмехнулся. После того, как год назад он отказался от «выгодного» предложения, в деревне к нему стали относиться ещё более уважительно. Откуда им было знать, что ни одна столичная лаборатория не даст возможностей, доступных здесь. Что до реактивов… местные травы и ягоды с грибами их заменяли более чем успешно.
Здешние леса вообще скрывали много тайн. Невероятно много…
здесь живут только те, кто вынослив, свободен и смел,
будь хоть ястреб, хоть мышь, хоть бесшерстный и маленький крот.
а в ущельях, что скрыла пустыня, в жаре и во мгле
говорят, что живут василиски, древнейший народ.
Вообще жить здесь было очень удобно. Всех раненых и больных несли к нему, а если больной всё же умирал… что ж, и Франкенштейн не всесилен. Особенно если эксперимент пошёл не так. Хотя больных практически не было, на редкость здоровые и выносливые люди жили в этих местах. Другие просто не выживали.
Да и возможность жить бок о бок с ноблесс глупо было упускать. В столице их уже считали легендой, страшной сказкой… глупцы! В столице забыли очень многое, забыли, что люди сильно уступают иным расам, забыли, что эти самые иные расы никуда не делись.
Однажды Франкенштейн встретится с ноблесс лицом к лицу. И тогда станет понятно, кто сильнее – человек, изменивший себя, или ноблесс, древнерожденное существо.
говорят, будто взгляд василиска опасней, чем яд и кинжал,
что безмолвною глыбой застынет любой, не потупивший глаз...
это ложь: если прямо смотреть, не боясь, не дрожа,
ты увидишь себя отраженным в зрачках-зеркалах.
…– Ну что ж, я разрешаю тебе жить в Лукедонии. И не чинить ему в этом препятствий, Геджутель, ты меня понял?
– Да, мой Лорд, – тихий скрежет зубов звучит для Франкенштейна прекраснейшей музыкой. Он встретился с ноблесс, и этим древнейшим существам приходится его уважать.
«Вот интересно, у всех виденных мною ноблесс глаза алого цвета. Совпадение? Или такие глаза у всех представителей этой расы? Что ж, у меня достаточно времени, чтобы это выяснить…»
Правда, уже сейчас Франкенштейн мог с уверенностью сказать, что истории про превращение в летучих мышей, клубы дыма, или мгновенное подчинение взглядом – всего лишь сказки.
Ха, забавно! Геджутель разговаривает с ещё одним ноблесс, и обращается к нему с теми же почтительными интонациями, что и к своему Лорду. Наследник Лорда? Или что-то иное, может быть, личное? Кадис Этрама ди Рейзел. Красивое имя.
Черноволосый ноблесс повернулся. Он был молод на вид, не очень высокого роста, очень элегантно одет и с такими же алыми глазами, как у встреченных ранее его сородичей. Вот в эти самые глаза Франкенштейн имел неосторожность заглянуть, увидев там на миг собственное отражение.
ты увидишь себя - беспокойную мошку в глуби янтаря,
кроху жизни среди бесконечных и мудрых равнин,
все, что было до этой минуты, окажется зря,
кто встречал василиска, в итоге всегда остается один.
Получалось, что доля правды в этих сказках про подчинение взглядом была. То есть относилась эта крохотная доля к одному-единственному ноблесс. И не совсем подчинение, а…
«Истинный ноблесс» – так сказал Геджутель, произнёс с тихим почтением, с которым до этого при Франкенштейне обращался лишь к Лорду. Истинный. Единственный в своём роде.
Кадис Этрама ди Рейзел. Нет! Теперь – просто Мастер. И единственное, что теперь стало иметь значение – его воля. Желания Франкенштейн или его возможности были… второстепенны.
Кажется, то же самое ощущал и Геджутель, и остальные ноблесс, когда разговаривали с ним.
ты забудешь семью, и друзей, и вино, и пиры,
ты построишь укрытье из серого камня и жестких стеблей,
будет платье из тряпок и обувь из драной коры,
будут ночи холодными, дни же - все жарче и злей.
Но больше никто, кроме не-человека по имени Франкенштейн, не называл его Мастером. Право, жутковатое в своём величии. До сих пор у «выскочки» захватывало дух при взгляде на черноволосого ноблесс: «Как так получилось, почему Он обратил внимание именно на меня? Неужели я этого достоин?»
Лорду, разрешившему Франкенштейну жить в Лукедонии, возразить не решались. Кадису Этраме ди Рейзелу – возразить не смели.
«Имеет значение лишь воля моего Мастера».
…– Значит, правду говорили, что ты занимаешься опасными экспериментами. Франкенштейн, своей волей я запечатываю твою силу.
Печать, фактически основанная на воле самого Франкенштейна. Он мог её в любой момент сбросить. Но не смел – не смел нарушить волю Мастера.
постепенно ты станешь пустыней и частью пустынь,
ты изучишь язык белых змеек и юрких сурков,
и не надо бежать, за собою сжигая мосты –
просто нету ни рек, ни морей, ни тех самых мостов.
Франкенштейн не смог уловить момент, когда всё изменилось. Когда Геджутель перестал поджимать губы, видя его фигуру за плечом Рейзела. Когда ноблесс перестали скользить по нему взглядом, как по пустому месту.
И, кажется, это вошло в привычку. Его уже воспринимали не как чужеродный элемент, по прихоти Лорда попавший в Лукедонию – он стал частью страны ноблесс. Наверное, так и должно было быть.
Ведь такова была воля его Мастера.
ты однажды услышишь шаги чужака возле входа в свой храм,
станет все очень просто, спокойно и даже легко.
и ты выйдешь на свет, где стоит твой двуногий собрат,
чтобы он поглядел тебе прямо в глаза –
с вертикальным зрачком.
И когда Мастер ушёл в мир людей – Франкенштейн отправился его искать. Влился в мир людей, вновь занялся экспериментами, потом забросил эксперименты, путешествовал по миру, потом осел в Корее. Открыл школу.
И однажды в дверь его директорского кабинета стукнул Шинву, взбалмошный, но смелый и честный ученик, который был в своём роде достопримечательностью школы.
– Доброе утро, директор Ли! Тут к вам ученик по обмену.
– Спасибо, Шинву. Можешь идти на урок.
«Но ведь никаких учеников по обмену быть не должно?»
Франкенштейн поднял голову. Ярко-голубые глаза встретил знакомый алый взгляд.
И всё встало на свои места.
– Франкенштейн.
– Приветствую вас, Мастер.